Деревня Горенки на карте Пехорского стана 1670-х годов.

Земли, где позже возникнет сельцо Горенки, в XVI веке числились за тем же Васильцовым станом Московского уезда, что и Измайлово. Владел ими боярин Никита Романович Юрьев, прадед царя Алексея Михайловича. Деревня Коробкино, расположенная на месте Горенок во времена грозного Царя, к 30-м годам XVII века совсем заросла кустарником и превратилась в пустошь. Заброшено поселение было еще до Смуты и сложно сказать почему. Возможно, сказалось страшное нашествие крымского хана Девлет-Гирея на Москву в 1571, когда большая часть многотысячного населения города и пригородов оказалась на невольничьих рынках далекого Востока. В 1617 году опустевшие земли «за верную службу» были пожалованы Никите Юрьевичу Плещееву, а с 1639 года они стали его наследственным владением (вотчиной). Первые сведения о нем мы встречаем в документах, касающихся тушинского стояния, он тогда управлял Муромом, принявшим власть очередного самозванца. За Лжедмитрием II стоял мрачный Ян Сапега, тот самый, что безуспешно осаждал Троице-Сергиеву Лавру и умер в Кремле осенним днем 1611 года, к нему и обращался Никифор Юрьевич в 1609 году с просьбой о помощи, сообщая о поражениях армии очередного «чудесно спасенного» царевича. В 1611 году мы встречаем Плещеева уже стольником и сторонником юного Михаила Федоровича… В этом нет ничего удивительного, если вспомнить, что Патриархом в Тушинском лагере был «назначен» Филарет. Отец будущего царя в отличии от патриарха Гермогена проявил малодушие и согласился сотрудничать с «хозяином» Тушинского лагеря. Яркой фигурой первого ополчения позже станет еще один выходец из Тушино Иван Заруцкий. Странные кратковременные союзы, трусость и храбрость, предательства на пустом месте, боярская «беготня» из одного политического лагеря в другой были характерными чертами этого периода Смуты. Когда власть качалась из одной стороны в другую от старых московских боярских родов к польскому королю, от одного самозванца к другому в этом не было ничего удивительного. Но после Земского собора и избрания на царство Михаила Романова, Плещеев на протяжении нескольких десятилетий остается верным слугой новой династии. За что и был пожалован землями, когда-то принадлежавшими Царской Фамилии. Почти до самой смерти он оставался на службе и потому будучи воеводой в разных русских городах едва ли мог часто бывать в дарованных ему владениях. Последним известным местом его воеводства в 1648-49 гг. был далекий Путивль, где он не только занимался управлением пограничным городом, но и проводил решения нового «Тишайшего» Царя, направленные на воссоединение южнорусских земель. Наученный интриге временами Смуты, Плещеев находился на острие тогдашней русской политики. Балансируя между казаками и Польшей, он, судя по документам, пытался ослабить поляков. Долгая и изнурительная война с католическим соседом на западе была еще впереди. Но Плещееву удалось стать свидетелем лишь начала этой войны, разразившейся в 1654 году. Жена Никиты Юрьевича – Мавра стала вдовой не позже 1658 года. После его смерти пустошь Коробкина, отошла с приданным касимовскому царевичу Василию Араслановичу (1624-1679). Такое имя в крещении получил султан Сеид-Бурхан, но он, даже после этого, остался на престоле увядающего Касимовского ханства. В то время как пустошь под Москвой так и оставалась неустроенной. У последнего касимовского хана от брака с дочерью Никифора Юрьевича Плещеева Марией было восемь детей. Дочь Домна вышла замуж за Юрия Яковлевича Хилкова (1661-1729) и в качестве приданного она получила ту же подмосковную пустошь, что и ее мать когда-то.

Именно с именем петровского вельможи Хилкова, дослужившегося до звания генерал-майора, связано первое серьезное благоустройство этих земель.  Новое название «Горенки» оно получили тогда же по имени небольшой речки. На «пустоши» Хилковым была построена первая деревянная «помещичья дача». Это может показаться странным, если вспомнить о стремлении Петра перенести столицу на Север. Но в самом начале 18 века Москва все еще оставалась столицей меняющейся России, приказы – главные органы управления еще не были заменены Коллегиями, и Боярская дума собиралась на свои совещания под сенью кремлевских стен. В то время как строился уже град Петра и Петропавловская крепость обретала нынешние очертания, Кремль, тем не менее, юридически оставался центром. Сама власть ковалась далеко на севере в сражениях, набиравших обороты Северной войны. Впрочем, земли к востоку от Москвы могут считаться колыбелью рождавшейся Петровской Империи.

При царе Алексее Михайловиче, правнуке первого владельца Измайлово из рода Романовых Никиты Романовича Юрьева –  на берегу Яузы создается «немецкая слобода», нынешнее Лефортово. Близость слободы от родовых Романовских земель было неслучайным. В своей вотчине в Восточном Подмосковье Царь со свойственным ему упрямством и последовательностью создавал образцовое хозяйство, наполнив его всевозможными техническими новшествами: иностранцы строили мануфактуры, сады облагораживались каналами, на непригодных, глинистых почвах и в искусственных садах трудились свезенные сюда крестьяне со всей России от малороссов Слобожанщины до поморов с берегов Белого моря. Это происходило во времена церковного раскола, когда Россия жила в ожидании последних времен. Значительная часть населения не приняла богослужебных новшеств, «раскольники» грозили скорым Страшным Судом и карами, что будут хуже Смуты. Протопоп Аввакум в своем некогда друге Никоне разглядел черты антихриста, но и Патриарх-Реформатор жил эсхатологическим ощущением, тому были свидетельства – объединение русских земель под властью православного Царя, Киев «мать городов русских» отвоеван у Польши, Смоленск, потерянный в ходе Смуты, был наконец-то возвращен. Посланники с юга обнадеживали – скоро православные народы, завоеванные турками, сбросят с себя османское иго и роль Русского Царя и Русской Церкви должно быть объединяющим. Но начавшиеся спустя несколько десятилетий реформы Петра были далеки от подобных мечтаний: ботик, на котором принято было возить заморских гостей по проекции райских садов Измайловской фермы, стал «дедушкой» военного русского флота, в то время как сады захирели, а «немецкая слобода» давно перестала быть «гетто» для иностранных специалистов. Выходцы из нее уже были не «вспомогательной силой», но стали вершителями судеб огромной страны. Они составили ближний круг молодого Государя – достаточно вспомнить такие имена как Брюс или Лефорт. Проектом Петра Великого стала вся Россия, однако земли царской усадьбы пусть уже и без прежнего великолепия до смерти Елизаветы Петровны оставались тем, что историк Снегирев в девятнадцатом веке назовет «родовой вотчиной». Из центра своеобразной русской «модернизации» «тишайшего» государя, они превратились в пространство приватной жизни русских Императоров. Все будущие цари и царицы от юного Петра II до «дщери Петра» Елизаветы провели в этих местах значительную часть своей жизни. Только не той, что была связана с управлением Империей, но жизни приватной –  детства, юности и может потому, уже царствуя, они любили возвращаться в опустевшие сады, высаженные в совсем другую эпоху.

Измайлово в 18 веке.